Хранилище Погибших Идей, Рассказы и миниатюры. Опции

[Solgre]

Случилось так, что одним из моих хобби является литературное творчество. Если бы у меня было несколько больше чем пара публикаций, то могла бы назвать это профессией, а так - узаконенное перед богом и совестью графоманство. Не иначе как в припадке мании величия, а может прочитав куда более беспомощные вещи завела себе страничку на прозе.ру. Вам же предлагаю бескорыстно ознакомиться с тем, чтобы можно было глядеть на автора сего безобразия снисходительно.
Начну пожалуй с вещи, которую определяю, как экзистенциальная автотерапия. Что получается, когда Сольгрэ пытается написать "реализьм", да ещё и про любовь.

С самого утра хотелось побыть одной.
С самого утра хотелось побыть одной.
Словно назло, стоял гвалт, шлялись толпы незнакомых людей, а телевизор и магнитофон пытались переорать друг друга. В двухкомнатной квартире, с довольно большой лоджией, всегда можно было найти место, чтобы посидеть в тишине. Но не сегодня.
Откуда что берётся?
Нас тут всего три человека живёт. Так что при желании можно разбрестись: один засядет на кухне, второй в спальне, третий оккупирует зал, по совместительству мою комнату. Не выношу открытых дверей, всегда стараюсь их закрывать и никогда не сажусь спиной к входу. А сегодня весь дом нараспашку. И ведь повода-то никакого нет.
Плотно прикрыла дверь, подавив желание подпереть её стулом, задвинуть засовом, обмотать верёвкой. Зря, как оказалось, подавила. Бабушка ворвалась внутрь и пожелала знать, почему я такая неразговорчивая, вот уже неделю. Я же смотрела на лампу и старалась не мигать.
Как им всё объяснишь?
Впрочем, к вечеру, мне удалось всех распихать по домам и сбагрить бабушку с дедушкой на дачу к знакомым. При этом мне хватало сил улыбаться и шутить, что мол: «Никакой личной жизни с вами». Когда дверь хлопнула за кем-то уже в последний раз, улыбку перекосило. Я опустилась на порог, спиной чувствовалась холодная поверхность. Сами собой закрылись глаза.
Наконец...
Наконец-то....
Наконец-то одна.....
Я спала, и снились мне кошмары. Что я прихожу домой с работы, давно постылой, что дома меня ждёт муж, давно надоевший, что у меня двое детей, зачатых по неосторожности. И всё такое серо-бетонное. И мне всё равно, что цель, в юности заставлявшая меня раз за разом подниматься с колен, позабыта. Я живу так же как они, те, кто были до нас.
Я проснулась. Какой-то идиот вместо того, чтобы позвонить, пнул дверь как раз над моим ухом.
Бум!
Ещё раз.
БУМ!!!
Придётся открыть.
Точно идиот. Тебя-то я видеть и не хотела. С чем пришёл? – разумеется всё сказано мысленно, просто лень открывать рот и шевелить связками. По лицу и так всё должно быть понятно.
- Привет. У тебя видок, словно мимо кровати спала.
Ах, какая проницательность! Господи они что, сговорились? Один день побыть в тишине! ОДИН ДЕНЬ!
- В чём дело? – он заметил моё состояние и резко посерьезнел.
- Ни в чём.
- Не верю.
- Как хочешь, Станиславский хренов.
- Ну, солнышко… - он положил руку мне на плечо.
За солнышко, кстати, надо на кол сажать. Немедленно захотелось впиться зубами в его руку и грызть добираясь до кости. Сдержалась. Я вообще сдерживаюсь в 97% из ста. Стряхнула руку и, как могла спокойно, спросила:
- Чай будешь?
- Бу…У меня разговор.
- Поговорим. Проходи в зал, на кухне не прибрано.
Я принесла чай. Себе шесть ложек сахара, ему ни одной.
В зале у нас стоит диван, на котором я сплю, столик с компьютером, стенка, заставленная фарфором. Два встроенных шкафа с главными сокровищами этого дома – с книгами. Висят несколько картин. Прямо надо мной изображение пруда, на берегу можно увидеть белую фигурку девушки. Но я её увидеть не могу, никак. Листву вижу, кувшинки вижу, мостик деревянный вижу – девушку нет. Диван неприлично разложен, поэтому я без колебаний усаживаю на него моего гостя.
Неловко тебе, сволочь?
Это мой лучший друг. Любимый лучший друг. Поэтому я особенно жестока. Мы говорим, говорим, говорим, но как-то всё о пустяках. Я знаю его достаточно долго, чтобы понять:
- Скажи, а зачем ты пришёл на самом деле? Я ведь говорила, что хочу побыть одна.
И тихо покончить с собой, чтоб никто не спохватился…
Мы знакомы уже восемь лет, четыре месяца и не знаю сколько дней. Вечность. Он мне подарил чёрного кота Шер-Хана, злобного сволочного и горячо любимого. Хан ненавидит всех кроме меня, и я вижу в этом скромные заслуги моего воспитания. Детей мне лучше не заводить. Кошачьи глаза сверкают из-под стола зелёно-жёлтым. Мне кажется, Шер-Хан следит, чтобы мой гость не сказал лишнего, о чём может пожалеть, из-за чего я могу расстроиться. Словно в знак согласия слышится шипение и мурлыканье.
Спасибо Хан, я тоже тебя люблю.
- Я не знаю, - шепчет он. Потом выпрямляется и громко говорит, - А ты слышала, что учудил новый начальник?
Я киваю. И мы в течение получаса разбираем шефа-молокососа по косточкам. Темнеет и мне становится труднее выносить его присутствие так близко. Из той вечности, что мы знакомы, я люблю его две. Вечность это на самом деле очень мало, но восемь лет – слишком, слишком долго для меня. Я уже не знаю, чего хочу. Я перегорела.
Зачем ты меня мучаешь? Почему просто не мог однажды исчезнуть или жениться на моей лучшей подруге? Обязательно надо было каждый день если не приходить и не встречаться, то звонить и писать эсэмэски?
Я так………привыкла к тебе…к нам.
Боже, я как заведённая, твердила при расставании:
- Чтоб ты был счастлив, сволочь! – Твердила, когда ты рассказывал о девушках, о планах; на твоей свадьбе с этой дурой и когда ты с ней развёлся. Ни словом, ни жестом не намекнула на свои чувства. Потому что со мной никто не может быть счастлив. Потому что я ни с кем не могу быть счастлива. Мне нужно больше чем всё. Ты.
Скорее я люблю то, что ты воплощаешь собой.
Это любовь?
Мы говорим о ерунде, пока уже не становится поздно ему возвращаться домой. Тогда он бросает взгляд на тощий серп луны в окне и говорит, зачем пришёл. И небеса вместе с дистрофическим месяцем обрушиваются вниз и тонут в грязной луже воды, когда-то называвшейся речкой Царицей.
Любишь? Всегда любил? Теперь уже навсегда?
Господи, если бы ты сегодня не пришёл, я бы утопилась в ванной, сунула голову в духовку, выпила бы какой-нибудь дряни – короче спокойно умерла.
Не получилось…
Когда он выговорился и, наконец, заснул, я пошла в ванну. Закрыла дверь на щеколду, пустила воду. Свет я не включала – надоел давно, и стал раздражать. Сидеть на эмалированном краю было неудобно, но зато на ноги лилась прохладная вода. Топиться я не собиралась. Моё отражение в забрызганном зубной пастой зеркале смотрело на меня с явным отвращением. Я сама себе противна. Нерешительная, трусиха, потерялась и заблудилась. Отражение глянуло на меня и спросило:
- Давно ли ты стала всего бояться?
- Уже минут тридцать пять, всё вызывает панический ужас.
- Всё из-за этого идиота?
- Угу.
Из-под двери сочилась полоска света, так что у отражения горели глаза. Я-из-зеркала спросила:
- Ты его любишь?
- Не знаю.
- Ох, ревнуешь?
- Не знаю…Да!
- Повторяю, ты его любишь?
- Люблю, ты-то отстань от меня, не мучай!
- На самом деле, только я и имею право тебя мучить.
- Тогда не хрен этим правом пользоваться!
- Ага, давай ещё подерёмся. Зеркало новое покупать придётся.
- Обойдёшься, ещё на тебя деньги тратить. Переживу без тебя и без зеркала.
- А без него переживёшь?
- Отстань.
- Чего ты на самом деле боишься?
- Ты мне кто Зигмунд Фрейд недоделанный что-ли?
- Я это ты.
- Мне двадцать девять, у меня ни с кем не было серьёзных отношений, но я не боюсь остаться одна, я боюсь быть с кем-то. Отвечать за кого-то, позволить, чтобы за меня отвечали.
К двери подошёл мой поздний гость и спросил:
- С тобой всё нормально? Жива?
- Мне надо подумать. Ты же знаешь, у меня бывает. Иди спать, я скоро выйду.
- Там на диване дрыхнет твой зверюга и, по-моему, он собирается меня убить, если я лягу спать на твою кровать.
- Значит, тебе придётся найти к нему подход, - мстительно сказала я.
Чтоб он тебе всю рожу разодрал!
Он ушёл заключать мирный договор с Ханом и Отражение продолжило беседу:
- Хорошо, а ещё?
- Уйди.
- Ещё?
- Ещё я не хочу, чтобы всё было как у моих родителей. Я не хочу такой жизни, такой судьбы. Мне это отвратительно. Мы другие, потому что условия изменились, потому что мы изменились. И поэтому не знаем, чего хотим – нет образцов, которым можно бы было следовать. Ясно, что только не так, как раньше. Иногда мне кажется, что я ничего не хочу.
- Но ты по-прежнему веришь, что можешь сделать так, чтобы было лучше?
- Верю.
- Ну, так и начни с себя!
- ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ!!!
Звон осколков и слабеющий, словно рассыпающийся голос:
- А зеркало новое покупать придётся.
А ведь я-из-зеркала права. Нельзя долго мечтать о чём-то, а потом, получив, не разочароваться, хотя бы отчасти. Я же мечтала…
- Вечность?
Вечность.
Я закрыла воду. Подошла к дивану, на котором дрых мой любимый кот в обнимку с моим любимым человеком. В обнимку с идиотом, который ранним утром сегодня сделал мне предложение. Предложение, которое я, кажется, собираюсь принять. Они слаженно храпели и выражение лица и морды было удивительно похожим.
Сговорились.
Обоих выгоню. Вот сейчас разбужу и выгоню.
Как он сказал:
- Знаешь, ведь я тебя люблю. Уже целую вечность.

Что такое торрент? Что такое трекер ? ВНИМАНИЕ: торрент доступен ТОЛЬКО для игр размером БОЛЬШЕ 250мб
Как скачать?  Как сделать скриншот?  Что такое RAR и ZIP ?  Что такое образ диска ?  Что такое файлообменники?

[Реклама]

[Solgre]

Оффтоп:

Я думаю, если начать с относительно безобидного Миядзаки, то в самый раз будет.

А это чтобы сильно не оффтопить рассказ.
Игуаны танцуют джаз
Из письма друзей к автору, по поводу названия:
«Мы узнали у компетентных лиц, что джаз не танцуют, а только поют и играют.
Но название звучит очень заманчиво и интригующе. Можно еще назвать типа
Игуаны танцуют латино, регги, буги-вуги... или поют акапельно, а может
быть с военным оркестром…»

Мои жалкие попытки оправдаться:
«По-моему танцуют всё, что хочется танцевать.
Но, между прочим, игуаны вообще не танцуют, вроде бы.
А посему всё можно отнести на счёт авторского видения,
позиции, или что там ещё. Короче – так надо…»

Мемфис Мёрдок III родился в семье гениев, и, казалось, сама судьба предопределила ему быть человеком неординарным. Одарённость Мёрдоков передавалась исключительно по мужской линии. Мемфиса самого старшего называли гением за то, что ни одна подкова, прибитая его руками, не сбивалась и не отваливалась. Мягко и прочно прилегала к копыту, позволяя лошади без труда сделать до ста лишних миль. Мемфиса среднего называла гением только жена. Немалым подтверждением гениальности Мёрдока II являлись двенадцать ребятишек, а также круглый живот и улыбка миссис Мёрдок.
Вследствие некоторой неорганизованности семейства, проистекающей из многочисленности, дети были предоставлены сами себе. Рождение каждого последующего мальчика (девочки в семье так и не появились, несмотря на все старания мистера Мёрдока и мечты миссис Мёрдок) лишь усугубляло общую неразбериху. Семья вечно пребывала на пороге голода и появления очередного Мёрдока.
Мемфис Мёрдок III, о котором и идёт наш рассказ, был старшим, в почти бесконечной череде одинаково черноволосых и хулиганистых братьев. Первое Важное Решение он принял вскоре после рождения Джеймса, тринадцатого отпрыска. Когда стало ясно, что больше пополнения в семействе Мёрдоков не предвидится. К немалому, кстати сказать, облегчению городского муниципалитета, наконец вздохнувшего немного поспокойнее. В то время мэр трясся над каждым центом, уходившим из бюджета на что-либо помимо зарплаты администрации. Миссис Мёрдок очень огорчилась этому известию. Чтобы её утешить тут же удочерили «малышку» Петти тринадцати лет. У девочки был живой характер, и она в мгновение ока оказалась вожаком банды, оттеснив даже колоссальную фигуру Старшего Брата. Так что Мемфис всё больше чувствовал себя лишним, оставшимся не у дел. Вскоре он решил рвать когти из Саннисити.
Мемфис поклялся себе в трёх вещах. Во-первых, добиться именно того, что хочет. Примерно половину жизни он как раз и пытался выяснить что это. Во-вторых, никогда не заводить детей больше чем может позволить семейный бюджет. И, в-третьих, ни в коем случае не называть сына Мемфисом. Таким образом, определившись с жизненными ценностями, в шестнадцать с небольшим он закрыл за собой дверь отчего дома, полный юношеских смутных надежд и твердокаменной истинно мёрдоковской решимости.
Окончив среднюю школу с отличными оценками лишь по двум самым важным для него предметам: рисованию и зоологии, он отправился в большой мир, обладая непоколебимой уверенностью в собственных знаниях и силах. И даже пятьдесят лет спустя этот старик с глазами мальчишки не расстался с жизнелюбием и напористостью.
Первоочередной проблемой – стал выбор профессии. Мемфис решил, что работа должна давать нечто большее, чем средства к пропитанию, должно в этом присутствовать нечто неуловимое, нечто идущее от сердца. Даже много позже, рассказывая историю внукам, он не мог объяснить такого отношения к жизни иначе как промыслом божьим. Поэтому, продолжая поиски занятия по душе, он десять лет проработал плотником на мебельной фабрике. Стулья у него выходили просто гениальные.
Мемфиса нельзя было назвать красавцем, хотя определённые атрибуты присутствовали: высокий, широкоплечий, с фигурой атлета. Девушки были в восторге от чёрных густых волос, которые он первым в своём захолустье отрастил до почти неприличной длины. Подавленные его харизмой подружки не осмеливались посмотреть на него прямо, словно опасаясь, что их испепелит на месте. А ведь глаза, глаза были лучше всего. Огромные, лучистые, изменчивого цвета – от светло-голубого до иссиня-чёрного. Светилась в них какая-то искренность, дружелюбие. Два прожектора излучавшие тепло и любовь. Так, что и много лет спустя, достаточно было просто взглянуть ему в лицо, чтобы мгновенно влюбиться. Мемфиса называли милым юношей, привлекательным мужчиной и удивительно красивым стариком. Его шарм, как выдержанное вино, с годами становился только ярче.
Хотя Мемфис часто становился объектом пылких чувств, сам он берёг сердце для чего-то удивительного. «Да ты романтик, Мем!» – сказал как-то друг, и тот был вынужден согласиться, с какой-то тайной радостью внутри. Судьба всегда была благосклонна к нему и единственной девушкой, сумевшей превратить этот пожар в милый очажный огонь, оказалась дочь директора фабрики. Единственно чем Нэнси выделялась на фоне кровь-с-молоком красавиц это невзрачность и чувство юмора. Вся мебельная фабрика «Шеллис и Шеллис» с упоением следила за развитием романа, к слову достаточно стремительным.
Естественно отец был против, естественно он запретил им встречаться, естественно он собрался увезти единственную дочь подальше от мерзавца, уволенного как только всё стало известно. Но крошка Нэнси, сладенькая папина девочка, неожиданно проявила твёрдость. И после двух неудачных побегов, трёх угроз и одной попытки броситься в реку, семья была вынуждена сдаться. Наверняка изрыгая про себя проклятья, мистер Шеллис проводил к алтарю дочь, у которой, что называется, пузо на нос лезло, отдав в лапы подлого соблазнителя.
Вопреки мрачным опасениям и предчувствиям Шеллисов, Мёрдоки зажили счастливо. Скрепя сердце и только по слёзным просьбам матери и жены Мемфис разрешил продолжить семейную традицию, и на свет появился Мемфис IV. За всю жизнь единственный раз, когда Мем отступил от принципов. Затем родился Чарльз. Его и всех последующих сыновей называли по именам великих зоологов, последним стал Джеральд Мальком. Всё потому, что, заняв должность управляющего на мебельной фабрике, Мемфис нашёл время для главной страсти. Вернее для двух главных страстей: рисованию и зоологии. Нэнси стала вторым изданием миссис Мёрдок, оптимистичной матерью бесчисленного выводка детей.
Едва только старина Мем взялся за кисть, как грянул кризис, оставивший половину населения без работы и без средств к существованию. Понимая необходимость что-то предпринять, с тоской отложил мольберт, и в одночасье перестроил фабрику «Шеллис и Шеллис», приспособив её под производство обуви. Для реорганизации производства понадобилось заложить дом, все ювелирные украшения и главную ценность в доме – уникальную коллекцию альбомов по живописи и зоологии.
Постепенно обувная фабрика, переименованная в просто «Шеллис», отвоевала часть рынка, заняв причитающуюся ей нишу. Раритетные альбомы были выкуплены обратно, а у Мемфиса вновь появился шанс заняться любимым делом. Он достал с чердака кисти, купил новый мольберт и, плюнув на всё, уехал в глухомань.
Через год, разобравшись с делами, Мемфис наконец нашёл время взглянуть на привезённые наброски и полотна. Больше половины были отринуты сразу, остальные оставили ощущение смутного неудовольствия, несмотря на графическое совершенство. Всё сводилось к чему-то неуловимому, неизречённому. Животные, изображённые на картинах были красивы, но также красивы они были бы, рисуй он их хоть с чучел. Ему же хотелось большего, и Мёрдок приступил к поискам, продолжавшимся всю жизнь.
Зоологические справочники и другие издания, посвящённые животным, охотно печатали иллюстрации, выполненные рукой Мёрдока. Манера в которой он рисовал животных, менялась молниеносно, остановившись наконец на не совсем типичной для работ подобного рода. Его «зверушки», точнее самая «гадообразная» их часть - рептилии, изображались не как это принято среди листвы и деревьев, или иной, характерной для них среды, и даже не на фоне футуристических городских и космических пейзажей, как было модно в последнее время, они отчётливо выделялись из целого океана буйствующих мазков всевозможных цветов и оттенков. Казалось, тот вид игуан, который всё чаще стал появляться на картинах Мемфиса, из-за своей весьма скромной окраски должен безнадёжно теряться в гуще этого цветастого безобразия. Но ящерицы лишь выделялись намного чётче, чем на стандартных изображениях, и выглядели более живыми.
Мёрдок учредил трест занимающийся сохранением вымирающих видов, в доме его постоянно крутились голодные репортёры, которых миссис Мёрдок по доброте душевной регулярно подкармливала. Во время одного из обеденных интервью Мемфис сидел в кресле возле камина, терпеливо отвечая на однообразные вопросы. У его ног возилась четырёхлетняя внучка, безуспешно пытающаяся отодрать помпон от дедушкиных тапочек. Над камином висела одна из его последних картин с миролюбивой игуаной в пол-оборота. Внучка, сосредоточенно рассматривающая статуэтки на каминной полке, вдруг радостно запищала:
- Дедя, ящерка! Ящерка, она живая!
Репортёр, сидевший спиной к камину, быстро обернулся и на мгновение ему почудилось, что нарисованная игуана скосила в его сторону глаза и слегка повернула голову. Мемфис улыбнулся и, наклонившись, поцеловал внучку в макушку.
***
Человек по натуре добродушный и незлобивый, за семьдесят лет жизни Мемфис обрёл великое множество друзей, среди которых числились и его завистливые коллеги по цеху, и ярые противники его своеобразной подачи материала. Так что на роскошные похороны Мёрдока собрались сотни людей. Были среди них и два старинных приятеля-художника, Станислав Кашия и Ллойд Бигел. Воздав должное почившему товарищу, они решили ещё раз взглянуть на галерею Мёрдока, которую, к слову сказать, оба считали бесполезной прихотью богатого человека. Дурацким хобби, если выразится точнее.
- Всю жизнь рисовать ящериц, - фыркнул Бигел, - герпетолог-любитель тоже мне.
- Не завидуй, вон твои куропатки вообще никому на фиг не нужны. Их даже в орнитологических справочниках не печатают, - съязвил Станислав.
- Можно подумать твои квадратурные белые цапли идут нарасхват, - не сдался Ллойд.
- У меня, по крайней мере, была персональная выставка, а твои мазилки развешаны по «братским могилам», - после паузы сказал Кашия.
Испытывая обоюдную ненависть, они продолжили осмотр, стараясь не коснуться друг друга даже рукавом. Вскоре, позабыв о взаимных обидах, Ллойд и Станислав перенесли всё своё негодование на игуан и Мемфиса. На Мемфиса, игуан и его персональные выставки. Друзья дошли до мастерской и, дёрнув ручку, обнаружили, что дверь заперта.
- И что теперь? – с возмущением спросил Бигел. – Я ради этого сюда тащился?
- Странно, насколько я знаю, мастерская никогда не запирается, – вздохнул Кашия. – А говорят, последние годы Мёрдок работал над чем-то потрясающим.
- Другой вид ящериц? Гекконы или сцинки, например?
Всё же, поколебавшись приличествующее время, Ллойд достал из кармана завалявшуюся скрепку, причудливо её изогнул и засунул в скважину. Спустя полчаса и сто двадцать попыток дверь с тихим щелчком открылась. Они зашли внутрь. Мастерская отличалась более чем скромными размерами, и почти всё пространство в ней занимал огромный мольберт, занавешенный белой льняной тканью.
- Ну что, друг мой, ты готов увидеть результат работы последних шести лет жизни величайшего художника-анималиста? – с нервозной весёлостью спросил Бигел.
- Э-э-э…
Ответить Станислав не успел, так как вопрос Ллойда был риторическим, и белое полотно уже падало на пол с мрачной тихой торжественностью. Пыль и эмоции немного осели.
- Опять игуаны, опять мазки, опять чёрте что… И название – «Игуаны танцуют джаз», бр-р-р - сказал Бигел, окончательно разочаровавшись в учителе. Он устало плюхнулся в одно из двух кресел, стоящих как раз напротив картины. Второе кресло скрипнуло под тяжестью Кашии. Шесть квадратных метров холста были изуродованы девятью ящерицами в фантасмагорическом подобии хоровода. Друзья сидели молча и смотрели в пол. Наконец Ллойд отважился поднять голову и сосредоточенно взглянуть на картину, в отчаянной надежде, что не всё так плохо, как кажется на первый взгляд. Внезапно он тонко взвизгнул. Встрепенулся Станислав, между делом успевший задремать:
- Что твоя тонкая нервная организация этого не выдержала?
- И-и-и-и, - выдавил из себя Бигел.
Кашия недовольно посмотрел на последнюю работу Мёрдока. Обычная дря.., - собрался подумать он. Глаза его не отрывались от картины. Игуана вращала зрачками и немного раскачивалась. Движения ящериц становились всё более смелыми и отчётливыми. Одна лапка двинулась вперёд, другая. Игуаны неслись друг за другом в хороводной пляске, размахивали хвостиками, перебирали лапками, меняли цвет, как хамелеоны… И где то за этим из глубины картины зарождалась музыка, в такт которой танцевали рептилии. Гремел джаз, саксофоны импровизировали, и ритм музыки и структура танца всё время усложнялись.
- Это, это… НОВОЕ ИЗМЕРЕНИЕ!!! – прохрипел-провопил Ллойд Бигел, примерный художник двадцать первого столетия.
- Мемфис Мёрдок, кто бы мог подумать? - еле слышно восхитился Станислав Кашия, - Старый хрыч, надеюсь, он оставил записи, а не унёс из вредности тайну с собой в могилу. Снимаю шляпу.
А джаз гремел, игуаны танцевали…

[Bulldor]

Мне тема нравится и я тут жить останусь. Вот моя квартплата:

Трансфер

Газета "Дроздовский экспресс"
"Не так давно просочились слухи о переходе из Бразильского "Пернамбукано" талантливого 33-летнего полузащитника Джованни Сатиньо в "ФК Дроздовка". Это один из самых громких трансферов "ФК Дроздовка" после приобретения Василия Гончарко из "ФК Моржкомстрой"".

Игрок футбольного клуба из Бразилии "Пернамбукано" Джованни Сатиньо вышел на станции "Дроздовка". Люди бежали в разные стороны пихая сумки в открытые двери вагонов. Проводница улыбалась так широко, что в ее горле плясали солнечные зайчики. Джованни вздохнул, поправил бутсы и пошел в сторону. Солнце почти село и старые тополя Дроздовки осыпали Джованни пухом отчего он чихал и говорил "баруба".
За вокзалом начинался поселок. Одна дорога вела в лес, другой дороги не было. Джованни побрел к далекому зданию филармонии рядом с которым спортивный комитет Дроздовки снял гектар земли под стадион и киоски. С запада шел ветер. Джованни зажмурился и прислушался. Ветер принес ему далекий шум карнавала из Бразилии. Он мог даже слышать слова зазывалы "Иди сюда! Развлекайся!". Джованни открыл глаза. Перед ним стояла цыганка. "Иди сюда! Развлекайся!" сказала она и потерла грязь на шее. Джованни беспомощно ей улыбнулся и полез в карман. В кармане оказался бразильский паспорт и несколько мятых рублей. Ветер шелестел и шатал кресты на кладбище возле леса. Джованни протянул рубль цыганке и сказал "Макинос бамбито!". Проехал трактор. Цыганка уже стояла во дворе гнилого дома и махала рукой с бразильским паспортом. Джованни вздохнул, посмотрел на тучи и направился во двор. Калитка за ним захлопнулась. Появились люди. Они что-то верещали, улыбались и терли грязь на шее. В доме воняло пластинками и жженым деревом . Джованни посадили на стул и махали перед ним хлебом и водкой. За окном собака на цепи ела грязные штаны. Джованни выпил. В животе заурчало и захотелось банан. Бананов не было. А были грязные люди, маленький мальчик бегущий по улице и ветер бряцающий ставнями гнилого дома. Джованни хотелось домой. Домой и банан. В комнате раздалась музыка и люди пустились в пляс. Цыган с большими усами хватал в танце цыганку за зад и смеялся лошадью. Джованни выпил и положил локти на стол. Из-за леса карабкаясь по вершинам сосен появились сумерки. Они накрыли поселок и вошли в дом цыганам через открытое окно. В доме включили свет. Пока Джованни протирал глаза ему налили еще. Джованни выпил.
Когда ночью на клабище завыл первый волк Джованни привстал с кровати. Рядом лежала голая пьяная цыганка и храпела. Джованни потер грязь на шее, сказал "Блиать" пьяным голосом и лег обратно.
Утром Джованни пошел в спортивный комитет.

Газета "Дроздовский экспресс"
Официальный комментарий тренера по поводу трансфера Джованни Сатиньо в "ФК Дроздовка":
"К сожалению результат допинг-тестов Джованни Сатиньо дал положительный результат. К тому же игрок находится в далекой от момента заключения контракта форме. Мы вынуждены разорвать с ним контракт и отправить его на родину"


To Solgre:

А Мёрдок гений!

Оффтоп:

Хорошо что мы разное пишем. Ты максималист, оперируешь судьбами и жизнями, а я минималист оперирую столешницами и надкусанными чебуреками. Хорошо что мы разное пишем

Паук

Соседи недоумевали что за стук
Звучит за старыми прогнившими дверями,
А это в голове моей сидит паук,
И заставляет тело грохотать костями

Но звук за стенкою звучать не перестал,
И сотни пауков посыпались из окон,
Тут дверь мою взломали и предстал
Перед глазами у людей обычный кокон.


-----------------


Больно мыслями я поранился,
Мысли жуткие, аж воняли,
Я всю жизнь думал, что кланялся,
Оказалось меня наклоняли.